Винни-Пух и все-все-все – Авафка
  • ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

    В которой для Иа-Иа строят дом на Пуховой опушке

     

    Однажды, когда Винни-Пуху делать было совершенно нечего, он подумал, что всё-таки надо бы чем-нибудь заняться. Вот он и решил заглянуть к Пятачку и посмотреть, чем занимается Пятачок. Шёл снег, и Винни плёлся по белой-белой лесной тропинке и думал, что, наверно, Пятачок сейчас греет ножки у огня; но, к своему удивлению, он увидел, что дверь дома Пятачка открыта, и чем дольше он смотрел туда, тем больше убеждался, что Пятачка там нет.

    — Он ушёл из дому, — грустно сказал Пух, — вот в чём дело. Поэтому его и нет дома! Придётся мне прогуляться одному и самому обдумать всё это. Обидно-досадно!

    Но сначала он решил всё-таки, чтобы окончательно удостовериться, постучать очень-очень громко… И, ожидая, пока Пятачок не  ответит, он прыгал, чтобы согреться, и вдруг в его голове внезапно зазвучал Шум, и он показался Винни хорошим Шумом, который может, пожалуй, многим понравиться:

    Иду вперёд

    (Тирлим-бом-бом),

    И снег идёт

    (Тирлим-бом-бом),

    Хоть нам совсем —

    Совсем не по дороге!

    Но только вот

    (Тирлим-бом-бом)

    Скажите, от —

    (Тирлим-бом-бом),

    Скажите, от —

    Чего так зябнут ноги?

    — Тогда я вот что сделаю, — сказал Винни-Пух. — Я сделаю так: просто сперва пойду домой и посмотрю, который час, и, может быть, надену шарф, а потом я пойду навещу Иа и спою ему эту Шумелку.

    Винни побежал домой, и по дороге он так был занят Шумелкой, которую ведь надо было окончательно отделать, перед тем как спеть её Иа, что, когда он внезапно увидел перед собой Пятачка, уютно устроившегося в его лучшем кресле, Пух смог только почесать в голове и впасть в глубокое раздумье — в чьём же доме он находится?

    — Ой, Пятачок, — сказал он, — а я думал, тебя нет дома.

    — Нет, — сказал Пятачок, — это тебя нет дома, Пух.

    — Пожалуй, правильно, — сказал Пух, — во всяком случае, одного из нас нет дома.

    И он посмотрел на часы, которые вот уже третью неделю показывали без пяти одиннадцать.

    — Ура, ура, уже почти одиннадцать, — сказал Пух радостно, — как раз пора чем-нибудь подкрепиться!

    И Винни-Пух полез в буфет.

    — А потом мы пойдём гулять и споём мою Шумелку Иа, — добавил он.

    — Какую Шумелку?

    — Ну, да песню, которую мы собираемся спеть Иа, — объяснил Пух.

    Спустя полчаса, когда Пух и Пятачок отправились в путь, часы, к их утешению, всё ещё показывали без пяти одиннадцать. Ветер утих, и снежок, которому надоело вертеться, пытаясь поймать самого себя за хвост, тихонько спускался вниз, и каждая снежинка сама отыскивала себе место для отдыха. Порой этим местом оказывался нос Винни-Пуха, а порой нет, и спустя немного времени у Пятачка вокруг шеи появился белый шарф, и за ушами у него было так снежно, как ещё никогда в жизни.

    — Пух, — сказал он наконец, слегка помявшись, потому что ведь ему не хотелось, чтобы Пух подумал, что он сдаётся. — Я вот о чём подумал: а что, если мы сейчас пойдём домой и поучим как следует твою песню, поупражняемся, а потом споём её Иа? Завтра… или… или, например, как-нибудь в другой раз, когда мы его случайно встретим?

    — Это очень хорошая мысль, Пятачок! — сказал Пух. — Мы будем сейчас повторять Шумелку по дороге, но только дома её повторять не стоит, потому что это специальная Дорожная Шумелка для Снежной Погоды и её надо петь на дороге, когда идёт снег.

    — Обязательно? — тревожно спросил Пятачок.

    — Да ты сам увидишь, Пятачок, если послушаешь, потому что она вот как начинается: «Иду вперёд. Тирлим-бом-бом…».

    — Тирлим что? — спросил Пятачок.

    — Бом-бом, — сказал Пух. — Я вставил это, чтобы она была шумелочней. «И снег идёт, тирлим-бом-бом, хоть нам…»

    — А ты разве не сказал «иду вперёд»?

    — Да, но «вперёд» был впереди.

    — Впереди тирлим-бом-бома?

    — Это же был другой тирлим-бом-бом, — сказал Винни-Пух, уже несколько сбитый с толку.

    И он запел снова:

    Идём

    Вперёд

    (Тирлим-бом-бом),

    И снег

    Идёт

    (Тирлим-бом-бом),

    Хоть нам

    Совсем-совсем не по дороге!

    Но только

    Вот

    (тирлим-бом-бом)

    Скажите,

    От — (тирлим-бом-бом),

    Скажите,

    Отчего так зябнут ноги?

    Он спел Шумелку так, по-новому, от начала до конца, и, пожалуй, так она стала ещё лучше, и, окончив, Винни замолчал в ожидании, что Пятачок скажет, что из всех Дорожных Шумелок для Снежной Погоды, которые он когда-либо слышал, эта — самая лучшая.

    Пятачок после долгого и серьёзного размышления высказал своё мнение.

    — Пух, — сказал он задумчиво, — по-моему, не так ноги, как уши!

    К этому времени они уже подходили к Унылому Месту, где жил Иа, и, так как у Пятачка за ушками всё ещё было очень снежно и ему это начинало надоедать, они свернули в небольшую сосновую рощицу и присели на калитку в изгороди.

    Теперь снег на них не падал, но всё ещё было очень холодно, и, чтобы не замёрзнуть, они спели Шумелку Пуха шесть раз от начала до конца (Пятачок исполнял все тирлим-бом-бомы, а Пух всё остальное), причём оба в нужных местах колотили по изгороди палочками. Вскоре им стало гораздо теплее, и они смогли продолжить разговор.

    — Я сейчас думал, — сказал Пух, — и думал я вот о чём: я думал про Иа.

    — А что ты думал про Иа?

    — То, что ведь бедному Иа негде жить.

    — Негде, негде, — согласился Пятачок.

    — У тебя есть дом, Пятачок, и у меня есть дом, и это очень хорошие дома. И у Кристофера Робина дом, у Совы, и Кенги, и у Кролика тоже есть дома, и даже у Родственников и Знакомых Кролика тоже есть дома или что-нибудь в этом роде, а у бедного Иа нет совсем ничего. И вот что я придумал: давай построим ему дом.

    — Это замечательная мысль, — сказал Пятачок. — А где мы его построим?

    — Мы построим его здесь, — сказал Пух, — на опушке этой рощицы. Тут нет ветра, и тут я об этом подумал. Мы можем назвать это место «Пухова опушка», и мы построим для Иа на Пуховой Опушке — ДОМ ИА.

    — Ой, кстати, там за рощей я видел груду палочек, — сказал Пятачок. — Там их навалена целая куча! Ну прямо целая гора!

    — Спасибо, Пятачок, То, что ты сказал, будет нам очень полезно, и за это я бы мог назвать это место Пуховопятачковой Опушкой, если бы Пухова Опушка не звучала лучше. Но только она звучит лучше потому, что она пушистей и, значит, больше похожа на опушку.

    Они слезли с изгороди и отправились за палочками.

    …Кристофер Робин всё это утро провёл в комнате, путешествуя в Африку и обратно, и он как раз сошёл с корабля и подумал: «Интересно, какая сейчас на улице погода», как вдруг в его дверь постучал не кто иной, как Иа.

    — Здравствуй, Иа, — сказал Кристофер Робин, открыв дверь и выйдя на двор. — Как ты себя чувствуешь?

    — Снег всё идёт, — мрачно сказал Иа.

    — Да, да.

    — И мороз.

    — Да?

    — Да, — сказал Иа. — Однако, — добавил он, немного просветлев, — землетрясений у нас в последнее время не было.

    — Что случилось, Иа?

    — Ничего, Кристофер Робин. Ничего существенного. Ты, конечно, не видел где-нибудь здесь дома или чего-нибудь в этом роде?

    — Какого дома?

    — Просто дома.

    — А кто там живёт?

    — Я живу. По крайней мере, я думал, что я там живу. Но, по-видимому, я там не живу. Ну что ж, в конце концов не у всех же должны быть дома.

    — Ой, Иа, я не знал. Я всегда думал…

    — Не знаю, в чём тут дело, Кристофер Робин, но из-за всего этого снега и тому подобного, не говоря уже о сосульках и всем прочем, сейчас в поле часа в три утра не так жарко, как думают некоторые. Не сказать, чтобы там было душно, если ты понимаешь, что я имею в виду. Да, жаловаться на духоту не приходится. Никак не приходится. По правде говоря, Кристофер Робин, — продолжал Иа громким шопотом, — строго между нами, совершенно секретно, если никому не говорить, — там холодно .

    — Ой, Иа!

    — И я сказал себе — ведь остальные, пожалуй огорчатся, если я замёрзну. Правда, у них ни у кого нет ума, в голове у них только опилки, да и те, очевидно, попали туда по ошибке, и они не умеют думать, но если снег будет идти ещё недель шесть или в этом духе, даже кто-нибудь из них может сказать себе: «Пожалуй, Иа не так уж жарко сейчас, часа в три утра». А потом он захочет это проверить. А ещё потом ему станет очень грустно.

    — Ой, Иа! — сказал Кристофер Робин, которому уже стало очень грустно.

    — Я не имел в виду тебя, Кристофер Робин. Ты не такой. Словом, всё это я клоню к тому, что я построил себе дом возле своей маленькой рощицы.

    — Правда построил? Как замечательно!

    — Действительно замечательным, — продолжал Иа самым унылым тоном, — представляется мне то, что, когда я утром уходил, он был там, а когда я вернулся, его там не было. Вообще это всё вполне понятно, в конце концов это был всего лишь дом Иа. Но всё-таки я несколько обескуражен.

    Кристоферу Робину некогда было особенно удивляться. Он уже забежал в свой дом и моментально натянул тёплую шапку, тёплые ботинки и тёплое пальто.

    — Мы сейчас пойдём и выясним это, — сказал он Иа.

    — Иногда, — сказал Иа, — когда люди забирают чей-нибудь дом, там остаётся кусочек-другой, который им не нужен и который они с удовольствием вернут бывшему хозяину, если ты понимаешь, что я хочу сказать. Вот я и думаю, что если мы заглянем…

    — Пошли, пошли, — сказал Кристофер Робин.

    Они пошли очень быстро, и поэтому они очень быстро пришли на ту опушку рощи, где не было  дома Иа.

    — Ну вот, — сказал Иа. — Не осталось ни единой палочки. Конечно, жаловаться не приходится, ведь остался весь этот снег, с которым я могу делать всё, что я хочу!

    Но Кристофер Робин не слушал Иа. Он прислушивался к чему-то другому.

    — Ты не слышишь? — спросил он Иа.

    — А что там такое? Кто-то смеётся?

    — Слушай.

    Они прислушались… И они услышали ворчливый басок, напевавший, что и он идёт, и снег идёт, хотя им совсем-совсем не по дороге, и чей-то тоненький голосок, успевавший вовремя тирлимбомбомкать.

    — Это Пух! — радостно сказал Кристофер Робин.

    — Вероятно, — сказал Иа.

    — И ещё Пятачок, — взволнованно сказал Кристофер Робин.

    — Возможно, — сказал Иа. — Кто нам сейчас действительно нужен — это хорошая ищейка.

    Слова песни неожиданно изменились.

    — Наш дом готов! — пел бас.

    — Тирлим-бом-бом, — пел пискливый голосок.

    — Прекрасный дом…

    — Тирлим-бом-бом…

    — Я сам охотно жил бы в нём!…

    — Тирлим-бом-бом…

    — Пух! — закричал Кристофер Робин.

    Певцы замолчали.

    — Это Кристофер Робин, — в восторге сказал Пух.

    — Он на той стороне. Там, где мы взяли палочки, — сказал Пятачок.

    — Побежали, — сказал Пух.

    Они помчались по опушке вокруг рощи, и всю дорогу Пух издавал приветственные возгласы.

    — Эй, а тут Иа! — сказал Пух, когда они с Кристофером Робином кончили обниматься. Он толкнул локтем Пятачка, а Пятачок толкнул локтем его, и они подумали, какой это приятный сюрприз. — Здравствуй, Иа!

    — И тебе желаю того же, медвежонок Пух, а по четвергам — вдвое, — уныло сказал Иа.

    Не успел Винни-Пух спросить: «Почему по четвергам?» — как Кристофер Робин начал рассказывать грустную историю пропавшего дома Иа. Пух и Пятачок слушали, и глаза у них становились всё больше и больше.

    — Где, ты говоришь, он был? — спросил Пух.

    — Как раз тут, — сказал Иа.

    — Он был сделан из палочек?

    — Да.

    — Ох, — сказал Пятачок.

    — Что? — сказал Иа

    — Я просто сказал «ох», — нервно ответил Пятачок, и, чтобы не подавать виду, что он смутился, раз-другой тирлимбомбомкнул так беззаботно, как только мог.

    — А ты уверен, что это был дом? — спросил Пух. — Я хочу сказать, ты уверен, что как раз тут был дом?

    — Конечно, уверен, — сказал Иа Он пробормотал про себя: «Ни тени ума нет у некоторых!»

    — В чём дело, Пух? — спросил Кристофер Робин.

    — Ну… — сказал Пух. — Дело в том… — сказал он. — Ну, дело в том… — сказал Пух. — Понимаешь… — сказал Пух. — Как бы вам сказать… — сказал Пух, и тут что-то, видимо, подсказало ему, что он не очень хорошо объясняет дело, так что он снова толкнул Пятачка локтем.

    — Как бы вам сказать… — поспешно сказал Пятачок. — Только теплее, — добавил он после долгого размышления.

    — Что — теплее?

    — На той стороне рощи, где стоит дом Иа.

    — Мой дом? — спросил Иа. — Мой дом был здесь.

    — Нет, — твёрдо сказал Пятачок, — он на той опушке.

    — Потому что там теплее, — сказал Пух.

    — Но я хочу знать…

    — Пойдём и посмотрим, — просто сказал Пятачок, приглашая всех идти за ним.

    Они вышли на опушку, и там стоял дом Иа — с виду уютный-преуютный.

    — Вот он, — сказал Пятачок.

    — Внутри не хуже, чем снаружи, — с гордостью сказал Пух.

    Иа вошёл в дом и снова вышел.

    — Странное явление, — сказал он. — Это мой дом, и я сам построил его там, где я говорил, так что, очевидно, его сдуло сюда ветром. Видимо, ветер перенёс его прямо через рощу и тут опустил. И он стоит здесь целый и невредимый. Пожалуй, местами он даже лучше!

    — Гораздо лучше! — хором сказали Пух и Пятачок.

    — Вот вам пример того, что можно сделать, если не полениться, — сказал Иа. — Тебе понятно, Пух? Тебе понятно, Пятачок? Во-первых — Смекалка, а во-вторых — Добросовестная Работа. Ясно? Вот как надо строить дом! — гордо закончил Иа.

    Все попрощались со счастливым хозяином дома, и Кристофер Робин пошёл обедать со своими друзьями — Пухом и Пятачком. По дороге друзья рассказали ему об Ужасной Ошибке, которую они совершили, и, когда он кончил смеяться, все трое дружно запели Дорожную Шумелку для Снежной Погоды и пели её всю дорогу, причём Пятачок, который всё ещё был немного не в голосе, только тирлимбомбомкал.

    «Конечно, кажется, что тирлимбомбомкать легко, — сказал Пятачок про себя, — но далеко не каждый и с этим сумеет справиться!»

     

    Читать дальше