Двенадцать месяцев — Авафка
  • Двенадцать месяцев

     Самуил Маршак



    Сказка-пьеса Двенадцать месяцев уже давно успела стать классикой и полюбиться многим поколениям детей.

    Главная героиня — падчерица не боится трудной работы, чем завоевывает дружбу братьев Двенадцати месяцев, которые помогают ей справиться с невыполнимыми заданиями мачехи и капризной королевы.
    В конце сказки каждый получает справедливую награду по своим заслугам.

    Сказка учит трудолюбию, терпению и доброте.


    Знаешь ли ты, сколько месяцев в году?

    Двенадцать.

    А как их зовут?

    Январь, февраль, март, апрель, май, июнь, июль, август, сентябрь, октябрь, ноябрь, декабрь.

    Только окончится один месяц, сразу же начинается другой. И ни разу ещё не бывало так, чтобы февраль пришёл раньше, чем уйдёт январь, а май обогнал бы апрель.

    Месяцы идут один за другим и никогда не встречаются.

    Но люди рассказывают, будто в горной стране Богемии была девочка, которая видела все двенадцать месяцев сразу.

    Как же это случилось? А вот как.

    В одной маленькой деревушке жила злая и скупая женщина с дочкой и падчерицей. Дочку она любила, а падчерица ничем ей не могла угодить. Что ни сделает падчерица — всё не так, как ни повернётся — всё не в ту сторону.

    Дочка по целым дням на перине валялась да пряники ела, а падчерице с утра до ночи и присесть некогда было: то воды натаскай, то хворосту из лесу привези, то бельё на речке выполощи, то грядки в огороде выполи.

    Знала она и зимний холод, и летний зной, и весенний ветер, и осенний дождь. Потому-то, может, и довелось ей однажды увидеть все двенадцать месяцев разом.

    Была зима. Шёл январь месяц. Снегу намело столько, что от дверей его приходилось отгребать лопатами, а в лесу на горе деревья стояли по пояс в сугробах и даже качаться не могли, когда на них налетал ветер.

    Люди сидели в домах и топили печки.

    В такую-то пору, под вечер, злая мачеха приоткрыла дверь, поглядела, как метёт вьюга, а потом вернулась к тёплой печке и сказала падчерице:

    — Сходила бы ты в лес да набрала там подснежников. Завтра сестрица твоя именинница.

    Посмотрела на мачеху девочка: шутит она или вправду посылает её в лес? Страшно теперь в лесу! Да и какие среди зимы подснежники! Раньше марта месяца они и не появятся на свет, сколько их ни ищи. Только пропадёшь в лесу, увязнешь в сугробах. А сестра говорит ей:

    — Если и пропадёшь, так плакать о тебе никто не станет! Ступай да без цветов не возвращайся. Вот тебе корзинка.

    Заплакала девочка, закуталась в рваный платок и вышла из дверей.

    Ветер снегом ей глаза порошит, платок с неё рвёт. Идёт она, еле ноги из сугробов вытягивает.

    Всё темнее становится кругом. Небо чёрное, ни одной звёздочкой на землю не глядит, а земля чуть посветлее. Это от снега.

    Вот и лес. Тут уж совсем темно — рук своих не разглядишь. Села девочка на поваленное дерево и сидит. Всё равно, думает, где замерзать.

    И вдруг далеко меж деревьев сверкнул огонёк — будто звезда среди ветвей запуталась.

    Поднялась девочка и пошла на этот огонёк. Тонет в сугробах, через бурелом перелезает. «Только бы, — думает, — огонёк не погас!» А он не гаснет, он всё ярче горит. Уж и тёплым дымком запахло, и слышно стало, как потрескивает в огне хворост. Девочка прибавила шагу и вышла на полянку. Да так и замерла.

    Светло на полянке, точно от солнца. Посреди полянки большой костёр горит, чуть ли не до самого неба достаёт. А вокруг костра сидят люди — кто поближе к огню, кто подальше. Сидят и тихо беседуют.

    Смотрит на них девочка и думает: кто же они такие? На охотников будто не похожи, на дровосеков ещё того меньше: вон они какие нарядные — кто в серебре, кто в золоте, кто в зелёном бархате.

    Стала она считать, насчитала двенадцать: трое старых, трое пожилых, трое молодых, а последние трое — совсем ещё мальчики. Молодые у самого огня сидят, а старики — поодаль.

    И вдруг обернулся один старик — самый высокий, бородатый, бровастый — и поглядел в ту сторону, где стояла девочка.

    Испугалась она, хотела убежать, да поздно. Спрашивает её старик громко:

    — Ты откуда пришла, чего тебе здесь нужно? Девочка показала ему свою пустую корзинку и говорит:

    — Нужно мне набрать в эту корзинку подснежников. Засмеялся старик:

    — Это в январе-то подснежников? Вон чего выдумала!

    — Не я выдумала, — отвечает девочка, — а прислала меня сюда за подснежниками моя мачеха и не велела мне с пустой корзинкой домой возвращаться.

    Тут все двенадцать поглядели на неё и стали между собой переговариваться.

    Стоит девочка, слушает, а слов не понимает — будто это не люди разговаривают, а деревья шумят.

    Поговорили они, поговорили и замолчали.

    А высокий старик опять обернулся и спрашивает:

    — Что же ты делать будешь, если не найдёшь подснежников? Ведь раньше марта месяца они и не выглянут.

    — В лесу останусь, — говорит девочка. — Буду марта месяца ждать. Уж лучше мне в лесу замёрзнуть, чем домой без подснежников вернуться.

    Сказала это и заплакала.

    И вдруг один из двенадцати, самый молодой, весёлый, в шубке на одном плече, встал и подошёл к старику:

    — Братец Январь, уступи мне на час своё место! Погладил свою длинную бороду старик и говорит:

    — Я бы уступил, да не бывать Марту прежде Февраля.

    — Ладно уж, — проворчал другой старик, весь лохматый, с растрёпанной бородой. — Уступи, я спорить не стану! Мы все хорошо её знаем: то у проруби её встретишь с вёдрами, то в лесу с вязанкой дров. Всем месяцам она своя. Надо ей помочь.

    — Ну, будь по-вашему, — сказал Январь. Он стукнул о землю своим ледяным посохом и заговорил:

    Не трещите, морозы,

    В заповедном бору,

    У сосны, у берёзы

    Не грызите кору!

    Полно вам вороньё

    Замораживать,

    Человечье жильё

    Выхолаживать!

    Замолчал старик, и тихо стало в лесу. Перестали потрескивать от мороза деревья, а снег начал падать густо, большими, мягкими хлопьями.

    — Ну, теперь твой черёд, братец, — сказал Январь и отдал посох меньшому брату, лохматому Февралю. Тот стукнул посохом, мотнул бородой и загудел:

    Ветры, бури, ураганы,

    Дуйте что есть мочи!

    Вихри, вьюги и бураны,

    Разыграйтесь к ночи!

    В облаках трубите громко,

    Вейтесь над землёю.

    Пусть бежит в полях позёмка

    Белою змеёю!

    Только он это сказал, как зашумел в ветвях бурный, мокрый ветер. Закружились снежные хлопья, понеслись по земле белые вихри. А Февраль отдал свой ледяной посох младшему брату и сказал:

    — Теперь твой черёд, братец Март. Взял младший брат посох и ударил о землю. Смотрит девочка, а это уже не посох. Это большая ветка, вся покрытая почками.

    Усмехнулся Март и запел звонко, во весь свой мальчишеский голос:

    Разбегайтесь, ручьи,

    Растекайтесь, лужи,

    Вылезайте, муравьи,

    После зимней стужи!

    Пробирается медведь

    Сквозь лесной валежник.

    Стали птицы песни петь,

    И расцвёл подснежник.

    Девочка даже руками всплеснула. Куда девались высокие сугробы? Где ледяные сосульки, что висели на каждой ветке?

    Под ногами у неё — мягкая весенняя земля. Кругом каплет, течёт, журчит. Почки на ветвях надулись, и уже выглядывают из-под тёмной кожуры первые зелёные листики.

    Глядит девочка — наглядеться не может.

    — Что же ты стоишь? — говорит ей Март.- Торопись, нам с тобой всего один часок братья мои подарили.

    Девочка очнулась и побежала в чащу подснежники искать. А их видимо-невидимо! Под кустами и под камнями, на кочках и под кочками — куда ни поглядишь. Набрала она полную корзину, полный передник — и скорее опять на полянку, где костёр горел, где двенадцать братьев сидели.

    А там уже ни костра, ни братьев нет: Светло на поляне, да не по-прежнему. Не от огня свет, а от полного месяца, что взошёл над лесом.

    Пожалела девочка, что поблагодарить ей некого, и побежала домой. А месяц за нею поплыл.

    Не чуя под собой ног, добежала она до своих дверей — и только вошла в дом, как за окошками опять загудела зимняя вьюга, а месяц спрятался в тучи.

    — Ну, что, — спросили её мачеха и сестра, — уже домой вернулась? А подснежники где?

    Ничего не ответила девочка, только высыпала из передника на лавку подснежники и поставила рядом корзинку.

    Мачеха и сестра так и ахнули:

    — Да где же ты их взяла?

    Рассказала им девочка всё, как было. Слушают они обе и головами качают — верят и не верят. Трудно поверить, да ведь вот на лавке целый ворох подснежников, свежих, голубеньких. Так и веет от них мартом месяцем!

    Переглянулись мачеха с дочкой и спрашивают:

    — А больше тебе ничего месяцы не дали?

    — Да я больше ничего и не просила.

    — Вот дура так дура! — говорит сестра.- В кои-то веки со всеми двенадцатью месяцами встретилась, а ничего, кроме подснежников, не выпросила! Ну, будь я на твоём месте, я бы знала, чего просить. У одного — яблок да груш сладких, у другого — земляники спелой, у третьего грибов беленьких, у четвёртого — свежих огурчиков!

    — Умница, доченька! — говорит мачеха.- Зимой землянике да грушам цены нет. Продали бы мы это и сколько бы денег выручили. А эта дурочка подснежников натаскала! Одевайся, дочка, потеплее да сходи на полянку. Уж тебя они не проведут, хоть их двенадцать, а ты одна.

    — Где им! — отвечает дочка, а сама — руки в рукава, платок на голову.

    Мать ей вслед кричит:

    — Рукавички надень, шубку застегни!

    А дочка уже за дверью. Убежала в лес!

    Идёт по сестриным следам, торопится. «Скорее бы, — думает, — до полянки добраться!»

    Лес всё гуще, всё темней. Сугробы всё выше, бурелом стеной стоит.

    «Ох, — думает мачехина дочка, — и зачем только я в лес пошла! Лежала бы сейчас дома в тёплой постели, а теперь ходи да мёрзни! Ещё пропадёшь тут!»

    И только она это подумала, как увидела вдалеке огонёк — точно звёздочка в ветвях запуталась.

    Пошла она на огонёк. Шла, шла и вышла на полянку. Посреди полянки большой костёр горит, а вокруг костра сидят двенадцать братьев, двенадцать месяцев. Сидят и тихо беседуют.

    Подошла мачехина дочка к самому костру, не поклонилась, приветливого слова не сказала, а выбрала место, где пожарче, и стала греться.

    Замолчали братья-месяцы. Тихо стало в лесу. И вдруг стукнул Январь-месяц посохом о землю.

    — Ты кто такая? — спрашивает. — Откуда взялась?

    — Из дому, — отвечает мачехина дочка. — Вы нынче моей сестре целую корзинку подснежников дали. Вот я и пришла по её следам.

    — Сестру твою мы знаем, — говорит Январь-месяц, — а тебя и в глаза не видали. Ты зачем к нам пожаловала?

    — За подарками. Пусть Июнь-месяц мне земляники в корзинку насыплет, да покрупней. А Июль-месяц — огурцов свежих и грибов белых, а месяц Август — яблок да груш сладких. А Сентябрь-месяц — орехов спелых. А Октябрь:

    — Погоди, — говорит Январь-месяц. — Не бывать лету перед весной, а весне перед зимой. Далеко ещё до июня-месяца. Я теперь лесу хозяин, тридцать один день здесь царствовать буду.

    — Ишь какой сердитый! — говорит мачехина дочка.- Да я не к тебе и пришла — от тебя, кроме снега да инея, ничего не дождёшься. Мне летних месяцев надо.

    Нахмурился Январь-месяц.

    — Ищи лета зимой! — говорит.

    Махнул он широким рукавом, и поднялась в лесу метель от земли до неба — заволокла и деревья и полянку, на которой братья-месяцы сидели. Не видно стало за снегом и костра, а только слышно было, как свистит где-то огонь, потрескивает, полыхает.

    Испугалась мачехина дочка.

    — Перестань! — кричит. — Хватит!

    Да где там!

    Кружит её метель, глаза ей слепит, дух перехватывает. Свалилась она в сугроб, и замело её снегом.

    А мачеха ждала-ждала свою дочку, в окошко смотрела, за дверь выбегала — нет её, да и только. Закуталась она потеплее и пошла в лес. Да разве найдёшь кого-нибудь в чаще в такую метель и темень!

    Ходила она, ходила, искала-искала, пока и сама не замёрзла.

    Так и остались они обе в лесу лета ждать.

    А падчерица долго на свете жила, большая выросла, замуж вышла и детей вырастила.

    И был у неё, рассказывают, около дома сад — да такой чудесный, какого и свет не видывал. Раньше, чем у всех, расцветали в этом саду цветы, поспевали ягоды, наливались яблоки и груши. В жару было там прохладно, в метель тихо.

    — У этой хозяйки все двенадцать месяцев разом гостят! — говорили люди.

    Кто знает — может, так оно и было.