Три царевны, которые не хотели замуж

Марта Козмин

---

---

Жил-был царь, и у него было три дочери. Царевны ни в чем недостатка не знали и от хорошей жизни пресытились. Как-то раз старшая дочь — Фе­дора — решительно высказалась:

— Дорогие мои сестрицы, мне надоело быть только царской дочерью. Слишком вяло живем и пресно. Направо — цветочки, налево — цветочки и кругом — улыбочки. Кабы нам молодцами родиться, мы бы хоть по­вольнее жили, на охоту бы ездили, на войну, состязались бы, как у добрых молодцев водится.

— Верно! — вскочила тут средняя царская дочь, Минадора. — Нам вот- вот замуж пора, свяжут нас по рукам и ногам куча ребятишек да муж, и молодость наша как на ветру одуванчик развеется.

— Вы правы, сестрицы мои старшие, — вздохнула младшая, Флора. — Да только что поделаешь?

— Давайте упросим батюшку отпустить нас белый свет поглядеть!

— Поедем к тетушке, в царство Ци­куты, или к дядюшке, королю Белизарию.

— Велика корысть! — оборвала их

Федора. — Только и сменим, что двор, а жизнь та же, придворная.

Сестры примолкли, задумались. А вечером, перед тем, как отправиться на покой, младшая царевна, баловница, стала царю бороду расчесывать. Ласково этак чешет и говорит, удочку закидывает:

— Батюшка, батюшка, ох, как худо девицей быть! Сидишь в четырех стенах, глаза портишь над тонкой вышивкой и ничего-то не знаешь, что на белом свете делается.

— Не нам этот обычай ломать, — ответил царь, пристально поглядев на дочь. — А теперь довольно, милые дочери. Вон уж луна взошла. Вам пора на покой. Спокойной ночи!

Царевны безропотно удалились, а батюшка-царь стал сердито дергать себя за бороду.

— Знать, царица-матушка, дело неладное. Нашим дочерям охота пришла на белый свет поглядеть. Надо их скорее замуж отдать. А чтобы не отпускать далеко от себя, отдадим старшую за садовника, среднюю — за конюха, а младшую — за свинопаса.

А царице что говорить? Она всегда только помалкивала.

Но Федора смекнула, что царю не по нраву пришлись слова младшей дочери, и она, вместо того, чтобы послушно, как сестры, в постель ложиться, тихонько, в одной ночной рубашке и босиком из спаленки выскользнула и на цыпочках подкралась к дубовым дверям большой царской палаты. И все ясно слышала, что царь говорил, и тут же обратно в спаленку. Младшие сестры сном праведных спят. Федора их разбудила, легонько щелкнув каждую по лбу.

— Дорогие мои сестрицы, не время сны смотреть. Вот что нам уготовано.

И все рассказала. Узнав, какая их участь ждет, сестры в слезы, но Федора велела им глаза и нос утереть да ее выслушать.

— Не успеет нас батюшка замуж отдать. Убежим мы, по белому свету пойдем. Только пока у нас еще ничего не готово. Надо раздобыть на дорогу мужские наряды, коней да оружие.

— Не мешает еды прихватить, — сказала тут средняя сестра, мастерица жарить-варить.

— Твоя правда. Ты нам котлет нажаришь да пирогов напечешь. А Флора, она ростом поменьше, по шкафам незаметно пошарит, раздобудет одежду. Все подготовим тайком и честь-честью. И когда батюшка заведет речь о свадьбе, мы виду не подадим, что это нам не по нраву, и перечить ему не станем. Никто и не догадается, что мы не согласны с замужеством, а через три дня нас всех троих и след простыл.

Так они и сделали. Флора раздобыла наряды, Федора — коней и палицы и все припрятали в ложбинке за крепостной стеной. А тайный ход подо рвом вокруг замка, не известный ни друзьям, ни врагам, они давно обнаружили, когда в прятки играли. Минадора припасла бурдюк с водой да другой с вином и ночью, когда повара спали крепким сном, наготовила миску котлет да блюдо пирогов.

— Ну, теперь пора уходить, — решила Федора.

И в самую полночь, когда царь с царицей, советники, пажи, слуги и даже стражники на крепостной стене спали и сны* видели, царевны привязали к балкону крепкую? веревочную лестницу и спустились^ в сад. А оттуда тайным подземным ходом вышли в ложбинку — и в путь.

Весь царский дворец спал и нежился, только трем молодцам, царевниным суженым, сон на ум не шел. Они были братьями и выросли без отца, без матери. Их младенцами нашел на развилке дорог солдат, когда шел с войны. У каждого в левом ухе висела сережка. Солдат принес всех троих в царский дворец: там, мол, пожалеют сироток и примут. Но царь и слышать о них не хотел. А царица что? Она никогда поперек слова не вымолвит.

Сережки в ушах у младенцев были с рисунками: у одного — розочка, у другого — подкова, у третьего — поросенок. Царь увидел их и тотчас повелел:

— Старшего парнишку, с розочкой на сережке, отдать садовнику, пускай растит себе помощника. Среднего, со знаком подковы, — конюху, будет его к лошадям приучать. А младшего, раз сережка у него поросенком помечена, отдадим свинарю, пускай к свиньям приставит и своему занятию выучит.

С тех пор много воды утекло. Парни выросли — статные, ладные, пригожие и не глупые. Поэтому они вовсе не радовались, когда царь задумал женить их на своих дочерях. Царевен они и в глаза не видели, думали, что те урод- уродом да злющие, недаром же царь- батюшка их замуж выдать торопится. И опять же смекали, что, каковы бы царевны ни были, а на таких мужей всю жизнь станут глядеть с царской спесью и ненавистью.

— И окажемся мы слугами у двух господ: у царя да еще у жены!

— Лучше сбежим и пойдем по белому свету место в жизни искать.

К той поре платы за службу им еще не платили, а уходить с пустыми руками негоже. Садовник набрал второпях огурцов да надергал луковок. Конюх оседлал трех коней, а свинарь набил суму салом. И, пока стражники спали, подперев подбородок копьями, братья перекинули мост через ров с водой и отправились в путь-дорогу.

Федора с младшими сестрами, переодетые добрыми молодцами, скакали верхом всю ночь напролет и держались поближе к лесу, чтобы, если погоню заметят, можно было в лесу затеряться.

Когда утро забрезжило, царевны спешились, взяли коней под уздцы и ступили под сень деревьев. Там пустили коней пастись, а сами, усталые, на траву опустились. Минадора развязала корзины с припасами, открыла бурдюки с водой и с вином. Наелись они, напились, крошки пташкам небесным бросили.

Что осталось, прибрали и улеглись в тенечке * вздремнуть, отдохнуть. А пока тихо да мирно спали, медвежище-гуляка, шатаясь из стороны в сторону, с пира домой возвращался и горланил:

— Малиной, ежевикой по горлышко я сыт!

Теперь бы напоследок царевной закусить!

Идет, орет, бормочет и вдруг видит, девицы переодетые отдыхают, наряды парнишечьи, а браслеты девичьи.

Младшие сестры спят, ничего не слышат, а Федора вскочила и давай палицей махать. Медведь поберегся, отступил в сторону и говорит:

— Ну, парень, счастье ваше, что вы молодцы, а не девицы. Но знай, этот лес мой, а раз вы мне траву истоптали, то я у вас коней заберу. Буди своих спутников, собирайте пожитки и уходите отсюда!

— Уйти мы и так уйдем, — рассердилась на это Федора. — Но коней тебе не уступим! Давай силами меряться! Поглядим, кто кого.

Младшие царевны голоса услыхали, проснулись, а как медведя увидели, в один миг на дерево забрались. А Фе­дора не дрогнула и давай палицей бить. Только медвежище от ударов даже не пошатнулся и продолжал хрипло горланить:

— Малиной, ежевикой по горлышко я сыт!

Теперь бы напоследок царевной закусить!

Федора все охаживает медведя палицей, но вот уж стала из сил выбиваться. А проклятый еще как следует не пришел в себя и блаженно бормочет:

— Пить ли, есть ли мне охота,

По дубраве ли тоскую…

Как раз в это время проезжали неподалеку и другие беглецы из царского дворца.

— Что это, братцы, слышно? — спросил садовник, услыхав удары палицей.

— Видать, звуки охоты.

— А то, может, битвы?

— Давай туда повернем!

Когда они на поляну выехали, медведю-гуляке надоело горланить песни, он принялся федорину палицу грызть. Увидев, что та в беде, трое молодцев бросились на медведя с дубинками. Тому что делать? Он ждать не стал, мигом в чашу нырнул.

— Спасибо вам, богатыри, — поклонилась Федора. — Вовремя вы подоспели, а то, видите, спутники мои испугались и меня в беде оставили.

Младшие сестры только тут с дерева слезли и чуть со стыда не сгорели. Но добрые молодцы не сочли зазорным, что они испугались.

— Уж больно хрупки. Помощь от них не велика. Но откуда вы едете и куда путь держите?

— Мы — братья, — сказала Федо­ра. — И только что спустились с Пустынной горы. Росли мы у старых монахов и потому непривычны владеть оружием и здешних мест не знаем.

Молодцы с сережками тоже в долгу

не остались.

— А мы в степных краях выросли. Про отца с матерью нам ничего не известно. Нас реки да поля выпестовали. Занимаемся мы садоводством, коне­водством да свиноводством. Теперь вот по белому свету поехали искать свое место в жизни. А вы куда направляе­тесь?

Федора помялась, но все же ответила:

— В страну короля Белизария.

— Дорога туда долгая и опасная, а братья твои еще ребята малые.

—Что ж, будь что будет! Мы с пути не свернем.

Тогда трое молодцев говорят:

— Дозвольте, мы с вами поедем!

Царевны обрадовались:

— Согласны! Но сперва мы вас напоим, накормим. У нас с собой корзины с котлетами и с пирогами.

— Угощайтесь и вы из наших припасов.

Садовник достал луку и огурцов, свинарь — кусок сала. Наелись они, напились, Федора решила, что в путь пора, надо и ночлег подыскать. Ехали они безлюдными местами и к вечеру приехали на постоялый двор.

Хозяин постоялого двора низенький, плотный как колобок, а хозяйка как бочка, и оба только о том думают, как бы на чем поживиться да руки нагреть. У молодцев с сережками, под кудрями укрытыми, в карманах шаром покати, так что они решили в сарае ночь провести. Но Федора тайком сорвала со своего спрятанного под рубахой мониста один золотой и велела всем шестерым приготовить две чистые горницы.

Хозяин-колобок и хозяйка-бочка пе­рекатывались туда-сюда, хлопотали, медовые улыбки расточали. А когда путники все уснули, братья — в горнице справа, сестры — в горнице слева, хозяева стали совет держать.

— Заметила ты, жена, какие у троих молодцев руки белые, нежные?

— И верно, муженек. Не соврал, видать, нынче утром царский глашатай. И вправду, сбежали из дому царские дочери.

Хозяин-колобок захлебывался от радости:

— Вот счастье-то нам привалило! Кто царевен найдет, тому царь обещал мешок золота, мешок серебра да еще мешок медной мелочи.

— И парни-то с ними не бросовые. Поди, тоже царского племени.

— Тогда что же ты ждешь, жена? Садись на осла и гони во дворец. А я той порой коней из конюшни выведу да припрячу, а то как бы гостеньки у нас из рук не вырвались.

Хозяин-колобок в конюшню прокрался, а хозяйка-бочка серую шаль на плечи набросила и верхом на осле не медля уехала. И схватили бы их всех шестерых как миленьких, если бы опять не Федора. Она не спала и слышала, о чем шептались хозяева, и сверху, из окошка за их суетой подглядела. Разбудила она сестер щелчком по лбу, велела одеваться. Разбудила и братьев, сказала, что по какой-то тайной при­чине хозяин у них всех коней забрал, а хозяйка поехала во дворец.

Братья не стали больше ни о чем расспрашивать, живо вскочили, и все они не мешкая на задворки выбрались и в скалах укрылись. Карабкались они молча вверх, карабкались, пока не наткнулись на глубокую расщелину. Там укрылись передохнуть, а вход камнем большим привалили.

Царь и стражники с копьями на постоялый двор нагрянули, но беглецов и следа не нашли. Зато вина и жаркого вдоволь. Кучка стражников дерзнула по острым утесам взбираться и до самого укрытия добралась. Беглецы почуяли, что стражники пытаются камень от входа отвалить, и давай по- медвежьи рычать. Стража подумала, что там звери в берлоге, и обратно, на постоялый двор воротилась.

С досады, что его среди ночи зря потревожили, царь заставил хозяина и хозяйку угощать его вместе со стражей вином и вяленым мясом, мол, они все проголодались, и не заплатил ни гроша, да еще и в мешки приказал положить.

На заре беглецы благополучно перевалили через горный хребет. Солнце освещало теплую долину, и там, среди мягкой зелени стояла избушка-плетенка с сараем. Федора решила, что надо спуститься туда. Добирались до того места чуть не полдня, а когда остановились вблизи, увидели, что в ограде хлопочет румяная баба с зеленым венком на голове, чуть набекрень.

Она как раз доставала лопатой из печки горячий хлеб, а под навесом стол ломился от всяких яств.

— Добро пожаловать в царство Ци­куты! — с улыбкой приветствовала гостей хозяйка. — Кушанья готовы. Я каждый день угощаю шестерых путников. Но ночевать в моем дворце могут только добрые молодцы. А девицам я в сарае стелю.

— Да с нами и нет девиц, — уверил ее старший брат.

— Нет, есть! — смело сказала Фе­дора. Коли добрая хозяйка назвала свою избушку дворцом, я и мои братья будем царевнами.

Молодцев с серьгами смех берет, но сестры на своем настояли и, наевшись, напившись, отправились спать в сарай. Царица Цикута, а это она и была, знала, что Федора правду сказала, и наутро отзывает ее в сторонку и говорит:

— Дорогая моя племянница, я довольна, что ты не робкого десятка и с головой. В молодости я такой же была. Но знай, из дому вы зря убежали, желая белый свет повидать да опасностей испытать. Лучше бы дома 

тихо-мирно сидели.

Федора не посмела ей поперек слова сказать, а чмокнула в ручку, за приют поблагодарила, путников своих разбудила и они дальше поехали, в страну короля Белизария.

В пути с ними много всякого приклю­чилось. То у них съестные припасы кончались, то воды не оставалось ни капельки. То того, то другого по дороге встречали, в батраки нанимались то трое, то все шестеро, убегать им тайком приходилось. А однажды к великану-людоеду попали и тот их на чердак посадил, чтобы по одному через чердачный лаз выуживать, когда ему человечиной полакомиться захочется. Но они и оттуда целы-невредимы выбрались.

И долго ли коротко ли, приехали к королю Белизарию. Король Белизарий был стар и у него не было ни сына, ни дочери. Зато было четыре дворца.

Один по наследству от дедов и прадедов получил, а три сам построил. Когда-то и у него были дети. Как только сын родится, он сразу дворец ему ставить, чтобы позже хлопот не было. Так и выстроил три дворца.

Но когда сыновья его были еще совсем махонькие, а король на войну уехал, нахлынули на его владения недруги, королевичей всех троих похитили и в рабство забрали. И с тех пор о них ни слуху, ни духу. Мать-королева от печали-тоски как свечка истаяла, померла, а король Белизарий остался один как перст и до старости в себя не пришел. Ночи не было, чтобы он не поднялся на башню да на звезды не посмотрел. А что по звездам вычитывал, то днем записывал.

Федора, Минадора и Флора были дочерями его двоюродного брата, но король Белизарий их не знал, сам в царстве у них не бывал и к себе никогда не звал. Девиц он не жаловал. Зато с радостью привечал всякого проезжего — молодца ли, парнишку малого, угощал их, всем потребным одаривал.

Федора со своей небольшой дружиной подъехали ко дворцу к вечеру. На пороге их встретил сам король Бели­зарий.

— Добрых молодцев прошу пожаловать, а девицы проезжайте своей дорогой да волосы расчешите! — подозрительно оглядел он гостей.

Младшие сестры растерялись. Позабыли про молодецкий наряд и про палицы, в слезы ударились:

— Дядюшка, не гони нас! Мы — твои родные племянницы. Батюшка нас насильно замуж выдает, вот мы и приехали защиты просить.

— Не нужны вы мне, — хмуро сказал король и велел слугам выбросить племянниц за крепостные ворота.

Садовник, свинарь и конюх изумились, услыхав такие слова, и за дубинки схватились — защищать, выручать девиц.

Тут стражники всех шестерых схватили и в темницу бросили, на один хлеб и воду.

Только девицы с молодцами, вместо того, чтобы горевать, всю ночь напролет просидели, перебирая свои совместные приключения. Догадались, что, желая друг от друга избавиться, зря они такой трудный путь прошли, и давай хохотать, да так, что король со своей башни, где он по звездам читал, услышал и пожелал узнать, отчего им так весело.

Утром он велел к себе их доставить.

Федора отказалась явиться в том виде, в каком была. Сначала потребовала богатый наряд для себя, для сестер и для молодцев. Помылись они, приоделись, прихорошились и в гостиную палату большого дворца пришли.

Там были все советники, придворные и царица Цикута, она только что спешно на телеге приехала. Федора стала обо всем по порядку рассказы­вать. Старый король надивиться не мог, сколько им всего пришлось пережить, сколько трудностей испытать. А когда узнал, что у молодцев-сирот по серьге в левом ухе черными кудрями прикрыто и что те серьги со знаками, у него душа дрогнула.

Ведь это же его сыновья, которые столько лет были потеряны! Когда они родились, то феи, предсказательницы судьбы, зная, что им в жизни судьбой уготовано, вдели им в ухо по сережке со знаками.

И вот, что им было на роду написано, все сбылось. Федора вышла замуж за старшего королевича, за садовника, Минадора — за среднего, конюха, а Флора — за младшего, свинаря.

И все трое были довольны и счастливы, и мужья их тоже. И была у них куча детей, мальчиков и девочек. Девочки бегали в брюках, мальчики но­сили длинные локоны. А так все были разумные, хоть и озорные, как когда-то отцы с матерями.