Люди без боли - Авафка
  • Люди без боли

    Марта Козмин


    Люди без боли — сказка из сборника «Закройщик сказок» Марты Козмин про парня Пимена, который не знал боли и был очень любознателен. Ему очень хотелось узнать что же находится за лесом, в который было запрещено ходить.


    Давным-давно, тому назад один год и тысяча с чем-то дней, жили за лесом люди, не знавшие боли. Неизвестно, как, почему, может, кто их благословил или проклял, но те люди не чувствовали ни мороза, ни ожога и ни пореза.

    Рослые, сильные, они никогда слез не лили и не печалились. Но бессмерт­ными не были. Кончали свой век как обычно, то от хвори, то в схватках, только что до последнего вздоха не испытывали страдания. Ребятишки у них исцарапаются, коленки обдерут, поранятся и ничего-то не замечают, только как прибегут домой, матери руки-ноги у них пересчитывают, проверяют, целы ли.

    Не испытывая страданий и боли, люди эти были и душою суровы. Но при всем при этом знали, что такое любовь, зависть и жажда власти. Из их рода вышло много владельцев рабов и дворцов, бесстрашных воинов и достойных мореплавателей. Но больше впрок было им житье дома, среди своих.

    Женщины никогда не покидали село и скрепя сердце отпускали от себя сыновей: знали, что, соблазнившись путями-дорогами, те уже не вернутся в родное гнездо.

    Особенно любила своих сыновей мать Пимена, хотя, как и другие матери в том селе, не слишком о них беспокоилась. Так, она вовсе не замечала, какая в корыте вода — кипяток или лед, и не огорчалась, если вместо орехов клала в сдобу горького перцу. Зато ее никогда не сердили их шумные игры, громкий топот и беспрестанное хлопанье дверей. Она благосклонно смотрела на все их поступки, но строго- настрого запрещала ходить в лес; делайте, что хотите, но только дома, а в лес — ни ногой.

    Пимен с малых лет был проказник и непоседа. То на конек крыши залезет и стоит аистом, на одной ноге, то в большой чугун заберется и ни гу-гу, а братья его по соседям разыскивают, то как крот в землю зароется или вскочит на норовистого неоседланного коня.

    Может, только материны думы о нем и сохранили его целым и невредимым. Вырос Пимен статным и ладным парнем. Но все таким же неугомонным остался. Того, что он знал, чему научился, что видел в родном селе, ему было мало. Его сжигало безудержное желание отправиться в путь и особенно любопытно было, что там, за лесом. Но он любил свою мать и не хотел тревожить ее, так что решил исследовать, что за лесом, тайно, в ночное время.

    Как только все заснут крепким сном, он потаенной тропинкой в лунном серебре спешит к лесу. А за лесом стояло другое село — деревянные дома и ворота в резных узорах. Когда Пимен вышел к этому селу в первый раз, стояла глубокая ночь. Он, никем не замеченный, прошел по улице, свернул на другую и удивляется, что нигде ни ворот развалившихся, ни сломанной ручки дверей, ни покосившегося забора и ни одной доски в заборах не оторвано проказниками-детьми. Но больше всего удивил его сад на околице.

    Сад большой, по нему дорожки петляют, а на грядках цветы качаются неизвестные. У людей без боли в садах тоже были цветы, но они по-другому росли: кустистые, перевитые, с шипами-колючками, и цветки редкие, жесткие, им и ухода никакого не надо.

    А в этом чудесном саду цветы так и манят к себе. Он зашел в сад, идет по дорожке. А в глубине стоит белая хатка с деревянным крылечком, покрашенным в синий цвет. Пимену хотелось увидеть хозяев, да стучаться в двери время неподходящее, нигде ни одного огонька. Он давай по дорожкам сада ходить. На прекрасные цветы наглядеться не может, запаху их не нанюхается. Но вот звезды в небе стали гаснуть, и Пимен опомнился — пора уходить.

    На другую ночь он опять ходил туда и опять, и каждый раз все село спало, он никого не встречал и сворачивал в сад. А на заре уходил, переполненный смутным сладостным чувством.

    Однажды Пимен подкрался к самому дому и заглянул в окно. В лунном свете он различил кровать с расписанной спинкой и на ней старика с длинной седой бородой. Он на цыпочках прошел вдоль крыльца и заглянул в другое окно. В светелке на белоснежной постели спала девица, по подушке разметались белые, как лен, волосы. Девица засмеялась во сне, и Пимен спрятался.

    На следующую ночь Пимен увидел, что окна завешены тонкими шелковыми занавесками. Сквозь них, как сквозь туман, ничего не видать, будто раньше ему все почудилось. Но он продолжал ходить туда ночь за ночью и бродил по безмолвным дорожкам сада, а дома днем засыпал на ходу.

    Так прошло все лето, и вот полил первый осенний дождь. Хлестало как из ведра, капли колючие, льдистые. Но к вечеру прояснилось, и трепетная луна взошла. Пимен не мешкая отправился в село через лес.

    В лесу мокро после дождя, тропинки завалены буреломом, но он не поворотил назад. Пришел к месту. Село, казалось, спит глубже обычного. Он бегом через улицу в сад.

    Здесь тоже ледяной дождь прошел. Но ухо Пимена уловило незнакомые звуки: глухой плач, тихий шепот. Он в кустах сирени укрылся и смотрит. По прибитому дождем и ветром саду ходила от цветка к цветку девица-беля- ночка, которую он видел спящей в окно.

    Она поднимала поникшие головки цветов, расправляла их лепестки, и по лицу ее тихонько стекали два ручейка.

    — Что с тобой, милая девица? — спросил Пимен, выходя из укрытия. — Почему из глаз у тебя текут два ручья?

    — Мне цветы жалко, оттого я и плачу, — ответила девица, не испугалась чужого и не удивилась его появлению. — Их бурей прибило, им больно.

    Пимен не совсем понял, о чем она говорит, но стал вместе с нею цветы расправлять и сломленные стебли подвязывать. Так их заря застала, и Пи­мен, не попрощавшись, домой побежал. Прибежал, когда братья уже просыпаться стали. Живо сбросил с себя все мокрое и в постель.

    Братья и сестры ничего не заметили, а мать наткнулась на мокрую, забрыз­ганную грязью одежду и догадалась, что сын далеко где-то был.

    — Ох, Пимен, Пимен, — печально сказала она, глядя ему прямо в глаза. — Говори правду, зачем ты меня ослушался?

    Парню что делать? Рассказал все, как было.

    — Мама, там за лесом другое село, дома добротные, крепкие и цветы в садах, нам не известные. В одном саду живет девица — волосы как лен, а глаза как два ручья. Дозволь мне жениться на ней и сюда привести.

    Мать головой покачала, задумалась.

    — Пимен, Пимен, зачем ты меня ослушался? По твоей вине эта девица в большой опасности. Коль она тебе полюбилась, то и мне мила будет. Но помни: всякий раз, когда кто из наших женился на девице из чужих мест и приводил суженую в наше село, вскоре она вяла и таяла как свеча. Лучше забудь про свою любовь, не губи девицу.

    Пимен ничего не ответил, а на другую ночь опять тайком той же дорогой пошел. На этот раз девица не спа­ла. Стояла у сиреневых кустов, будто его поджидала.

    — Смотри, — сказала она с улыбкой, — цветы выправились, краше прежнего стали.

    Он оглядел весь сад, а цветы качаются, будто волна бежит и довольный шепот проносится. Пимен с девицей всю ночь гуляли среди цветов, разговаривали, а чуть заря занялась, он, как и раньше, домой поспешил.

    Идет по лесу, о девице думает. Какая она кроткая, вся так и светится. Ему пришло в голову похитить ее, увести без благословения старого садовника, ее родителя. Но тут же он с тревогой вспомнил слова матери; знал, что она не обманывала.

    Идет по спящему лесу, задумался и не заметил, как заблудился, в чаще запутался, чего с ним никогда не бывало. И услышал поблизости стон. А это белая лань в чаще запуталась и никак не вырвется. Пимен не понял жалобных стонов. Но девица в саду рас­сказывала ему о боли и о том, что лекарство от боли — жалость. Он и подошел к лани, развел ладонями колючие ветки с ее пути, освободил, а потом один за другим все шипы, что ей в тело впились, вытащил.

    Та, как только себя на воле почуяла, прыг! — только ее и видели.

    Пимен пошел было следом, да наткнулся на высокое дерево, а к нему люлька-плетенка подвешена. В люльке невиданное, неслыханное создание: голова и тело девичьи, в длинном платье из листьев плюща сотканном, но с пестрым хвостом, как у ящерицы.

    — Кто ты? — спросил Пимен, дивясь. — Я здесь столько раз проходил, а тебя не встречал.

    — Не встречал, потому что пора не настала, — засмеялась девица-ящерица, соскользнув из люльки на влажную землю. — Я — лесных трав хозяйка. А ты что не весел, голову повесил?

    — Да отчего веселиться-то? Полюбил я девицу, а ей боль и слезы знакомы.

    — А тебе не знакомы? — улыбнулась хозяйка трав, игриво махнув хвостом. — Вот только что, когда ты раненой лани помог, не жалко ли тебе ее было?

    — Нет, — признался он, покраснев. — Я помог ей, вспомнив о девице. Мне бы таким же стать, но это никак не возможно. Я из рода людей, не знающих боли. Гляди, мои руки в крови, исцарапаны, но я ничего не чувствую.

    — По правде сказать, это, по-моему, счастье — не чувствовать боли.

    — А я хочу быть как обыкновенные люди.

    — Неужто ради простой смертной девицы ты согласен, чтобы твою плоть пронзала боль?

    — Я вынес бы все, лишь бы стать

    таким, как она.

    — Знаю средство помочь тебе, но сначала хорошенько подумай, крепко ли твое желание.

    — Помоги мне, лесных трав хозяйка!

    — Тогда следуй за мной, — прошептала девица-ящерица, ловко виляя между деревьями.

    Подошли они вместе к ручью. На бережку растет малиновая трава. Девица-ящерица сорвала две-три травинки и бросила в воду. Прозрачно-голубая вода забурлила, окрасилась в цвет рубина и от нее пар горячий пошел.

    — Ну, готово! Теперь окунись в ручей, — велела хозяйка трав и тут же с глаз пропала.

    Пимен не долго думая сбросил одежду и вошел в воду. И только успел окунуться, чувствует, исцарапанные ладони и руки горят, саднеют. У парня от радости слезы брызнули.

    Вылез он из воды, оделся и домой — со своими родными проститься. Братья и сестры обнимают его, так что кости трещат, а потом каждый вернулся к своим делам и заботам.

    Мать проводила его до самой лесной опушки и на прощанье сказала:

    — Пимен, сынок родной, отныне ты о себе побольше заботься. Иногда и обо мне вспоминай, но обратно не возвращайся. Иди прямо в дом с синим крыльцом и проси ту девицу в жены. Хоть ты и не станешь нам вестей посылать, я всегда буду знать, как ты там.

    Пимен глубоко заглянул в глаза матери: они были чистые, ясные, без единой слезинки, а у него сердце рвалось, так жалко было мать покидать.

    Повернулся он и пошел скорым шагом.

    Сыграли они свадьбу и много лет прожили с той девицей-беляночкой; за садом ходили, ребятишек растили, и были в их жизни и радость, и слезы, как у всех людей на земле.