Сказка о мёртвой царевне и о семи богатырях — Авафка
  • Сказка о мёртвой царевне и о семи богатырях

    Александр Сергеевич Пушкин



    Одна из любимых многими сказок Александра Сергеевича Пушкина о прекрасной царевне и ее злой мачехе (царице), которая позавидовав красоте и молодости своей падчерицы, отправляет ее на верную гибель.

    Но благодаря доброте и отзывчивости, царевне удается спастись, найти любовь и победить злую царицу.

    Сказка учит тому, что важна не только внешняя красота, но и душевные качества.


    Царь с царицею простился,
    В путь-дорогу снарядился,
    И царица у окна
    Села ждать его одна.
    Ждёт-пождёт с утра до ночи,
    Смотрит в поле, инда очи
    Разболелись, глядючи
    С белой зори до ночи.
    Не видать милого друга!
    Только видит: вьётся вьюга,
    Снег валится на поля,
    Вся белёшенька земля.
    Девять месяцев проходит,
    С поля глаз она не сводит.
    Вот в сочельник в самый, в ночь
    Бог даёт царице дочь.
    Рано утром гость желанный,
    День и ночь так долго жданный,
    Издалеча наконец
    Воротился царь-отец.
    На него она взглянула,
    Тяжелёшенько вздохнула,
    Восхищенья не снесла
    И к обедне умерла.

    Долго царь был неутешен,
    Но как быть? и он был грешен;
    Год прошёл, как сон пустой,
    Царь женился на другой.
    Правду молвить, молодица
    Уж и впрямь была царица:
    Высока, стройна, бела,
    И умом и всем взяла;
    Но зато горда, ломлива,
    Своенравна и ревнива.
    Ей в приданое дано
    Было зеркальце одно;
    Свойство зеркальце имело:
    Говорить оно умело.
    С ним одним она была
    Добродушна, весела,
    С ним приветливо шутила
    И, красуясь, говорила:
    “Свет мой, зеркальце! скажи,
    Да всю правду доложи:
    Я ль на свете всех милее,
    Всех румяней и белее?”
    И ей зеркальце в ответ:
    “Ты, конечно, спору нет;
    Ты, царица, всех милее,
    Всех румяней и белее”.
    И царица хохотать,
    И плечами пожимать,
    И подмигивать глазами,
    И прищёлкивать перстами,
    И вертеться подбочась,
    Гордо в зеркальце глядясь.

    Но царевна молодая,
    Тихомолком расцветая,
    Между тем росла, росла,
    Поднялась — и расцвела,
    Белолица, черноброва,
    Нраву кроткого такого.
    И жених сыскался ей,
    Королевич Елисей.
    Сват приехал, царь дал слово,
    А приданое готово:
    Семь торговых городов
    Да сто сорок теремов.

    На девичник собираясь,
    Вот царица, наряжаясь
    Перед зеркальцем своим,
    Перемолвилася с ним:
    “Я ль, скажи мне, всех милее,
    Всех румяней и белее?”
    Что же зеркальце в ответ?
    “Ты прекрасна, спору нет;
    Но царевна всех милее,
    Всех румяней и белее”.
    Как царица отпрыгнёт,
    Да как ручку замахнёт,
    Да по зеркальцу как хлопнет,
    Каблучком-то как притопнет!..
    “Ах ты, мерзкое стекло!
    Это врёшь ты мне назло.
    Как тягаться ей со мною?
    Я в ней дурь-то успокою.
    Вишь какая подросла!
    И не диво, что бела:
    Мать брюхатая сидела
    Да на снег лишь и глядела!
    Но скажи: как можно ей
    Быть во всём меня милей?
    Признавайся: всех я краше.
    Обойди всё царство наше,
    Хоть весь мир; мне ровной нет.
    Так ли?” Зеркальце в ответ:
    “А царевна всё ж милее,
    Всё ж румяней и белее”.
    Делать нечего. Она,
    Чёрной зависти полна,
    Бросив зеркальце под лавку,
    Позвала к себе Чернавку
    И наказывает ей,
    Сенной девушке своей,
    Весть царевну в глушь лесную
    И, связав её, живую
    Под сосной оставить там
    На съедение волкам.

    Черт ли сладит с бабой гневной?
    Спорить нечего. С царевной
    Вот Чернавка в лес пошла
    И в такую даль свела,
    Что царевна догадалась
    И до смерти испугалась
    И взмолилась: “Жизнь моя!
    В чём, скажи, виновна я?
    Не губи меня, девица!
    А как буду я царица,
    Я пожалую тебя”.
    Та, в душе её любя,
    Не убила, не связала,
    Отпустила и сказала:
    “Не кручинься, бог с тобой”.
    А сама пришла домой.
    “Что? — сказала ей царица. —
    Где красавица девица?” —
    “Там, в лесу, стоит одна, —
    Отвечает ей она.-
    Крепко связаны ей локти;
    Попадётся зверю в когти,
    Меньше будет ей терпеть,
    Легче будет умереть”.

    И молва трезвонить стала:
    Дочка царская пропала!
    Тужит бедный царь по ней.
    Королевич Елисей,
    Помолясь усердно богу,
    Отправляется в дорогу
    За красавицей душой,
    За невестой молодой.

    Но невеста молодая,
    До зари в лесу блуждая,
    Между тем всё шла да шла
    И на терем набрела.
    Ей навстречу пёс, залая,
    Прибежал и смолк, играя.
    В ворота вошла она,
    На подворье тишина.
    Пёс бежит за ней, ласкаясь,
    А царевна, подбираясь,
    Поднялася на крыльцо
    И взялася за кольцо;
    Дверь тихонько отворилась,
    И царевна очутилась
    В светлой горнице; кругом
    Лавки, крытые ковром,
    Под святыми стол дубовый,
    Печь с лежанкой изразцовой.
    Видит девица, что тут
    Люди добрые живут;
    Знать, не будет ей обидно! —
    Никого меж тем не видно.
    Дом царевна обошла,
    Всё порядком убрала,
    Засветила богу свечку,
    Затопила жарко печку,
    На полати взобралась
    И тихонько улеглась.

    Час обеда приближался,
    Топот по двору раздался:
    Входят семь богатырей,
    Семь румяных усачей.
    Старший молвил: “Что за диво!
    Всё так чисто и красиво.
    Кто-то терем прибирал
    Да хозяев поджидал.
    Кто же? Выдь и покажися,
    С нами честно подружися.
    Коль ты старый человек,
    Дядей будешь нам навек.
    Коли парень ты румяный,
    Братец будешь нам названый.
    Коль старушка, будь нам мать,
    Так и станем величать.
    Коли красная девица,
    Будь нам милая сестрица”.

    И царевна к ним сошла,
    Честь хозяям отдала,
    В пояс низко поклонилась;
    Закрасневшись, извинилась,
    Что-де в гости к ним зашла,
    Хоть звана и не была.
    Вмиг по речи те опознали,
    Что царевну принимали;
    Усадили в уголок,
    Подносили пирожок;
    Рюмку полну наливали,
    На подносе подавали.
    От зелёного вина
    Отрекалася она;
    Пирожок лишь разломила
    Да кусочек прикусила
    И с дороги отдыхать
    Отпросилась на кровать.
    Отвели они девицу
    Вверх, во светлую светлицу,
    И оставили одну
    Отходящую ко сну.

    День за днём идёт, мелькая,
    А царевна молодая
    Всё в лесу; не скучно ей
    У семи богатырей.
    Перед утренней зарёю
    Братья дружною толпою
    Выезжают погулять,
    Серых уток пострелять,
    Руку правую потешить,
    Сорочина в поле спешить,
    Иль башку с широких плеч
    У татарина отсечь,
    Или вытравить из леса
    Пятигорского черкеса.
    А хозяюшкой она
    В терему меж тем одна
    Приберёт и приготовит.
    Им она не прекословит,
    Не перечат ей они.
    Так идут за днями дни.

    Братья милую девицу
    Полюбили. К ней в светлицу
    Раз, лишь только рассвело,
    Всех их семеро вошло.
    Старший молвил ей: “Девица,
    Знаешь: всем ты нам сестрица,
    Всех нас семеро, тебя
    Все мы любим, за себя
    Взять тебя мы все бы ради,
    Да нельзя, так, бога ради,
    Помири нас как-нибудь:
    Одному женою будь,
    Прочим ласковой сестрою.
    Что ж качаешь головою?
    Аль отказываешь нам?
    Аль товар не по купцам?”

    “Ой, вы, молодцы честные,
    Братцы вы мои родные, —
    Им царевна говорит, —
    Коли лгу, пусть бог велит
    Не сойти живой мне с места.
    Как мне быть? ведь я невеста.
    Для меня вы все равны,
    Все удалы, все умны,
    Всех я вас люблю сердечно;
    Но другому я навечно
    Отдана. Мне всех милей
    Королевич Елисей”.

    Братья молча постояли
    Да в затылке почесали.
    “Спрос не грех. Прости ты нас, —
    Старший молвил поклонясь. —
    Коли так, не заикнуся
    Уж о том”. — “Я не сержуся, —
    Тихо молвила она, —
    И отказ мой не вина”.
    Женихи ей поклонились,
    Потихоньку удалились,
    И согласно все опять
    Стали жить да поживать.

    Между тем царица злая,
    Про царевну вспоминая,
    Не могла простить её,
    А на зеркальце своё
    Долго дулась и сердилась:
    Наконец об нём хватилась
    И пошла за ним, и, сев
    Перед ним, забыла гнев,
    Красоваться снова стала
    И с улыбкою сказала:
    “Здравствуй, зеркальце! скажи,
    Да всю правду доложи:
    Я ль на свете всех милее,
    Всех румяней и белее?”
    И ей зеркальце в ответ:
    “Ты прекрасна, спору нет;
    Но живёт без всякой славы,
    Средь зелёныя дубравы,
    У семи богатырей
    Та, что всё ж тебя милей”.
    И царица налетела
    На Чернавку: “Как ты смела
    Обмануть меня? и в чём!..”
    Та призналася во всём:
    Так и так. Царица злая,
    Ей рогаткой угрожая,
    Положила иль не жить,
    Иль царевну погубить.

    Раз царевна молодая,
    Милых братьев поджидая,
    Пряла, сидя под окном.
    Вдруг сердито под крыльцом
    Пёс залаял, и девица
    Видит: нищая черница
    Ходит по двору, клюкой
    Отгоняя пса. “Постой.
    Бабушка, постой немножко, —
    Ей кричит она в окошко, —
    Пригрожу сама я псу
    И кой-что тебе снесу”.
    Отвечает ей черница:
    “Ох ты, дитятко девица!
    Пёс проклятый одолел,
    Чуть до смерти не заел.
    Посмотри, как он хлопочет!
    Выдь ко мне”. — Царевна хочет
    Выйти к ней и хлеб взяла,
    Но с крылечка лишь сошла,
    Пёс ей под ноги — и лает
    И к старухе не пускает;
    Лишь пойдёт старуха к ней,
    Он, лесного зверя злей,
    На старуху. Что за чудо?
    “Видно, выспался он худо, —
    Ей царевна говорит. —
    На ж, лови!” — и хлеб летит.
    Старушонка хлеб поймала;
    “Благодарствую, — сказала, —
    Бог тебя благослови;
    Вот за то тебе, лови!”
    И к царевне наливное,
    Молодое, золотое,
    Прямо яблочко летит…
    Пёс как прыгнет, завизжит…
    Но царевна в обе руки
    Хвать — поймала. “Ради скуки
    Кушай яблочко, мой свет.
    Благодарствуй за обед…” —
    Старушоночка сказала,
    Поклонилась и пропала…
    И с царевной на крыльцо
    Пёс бежит и ей в лицо
    Жалко смотрит, грозно воет,
    Словно сердце пёсье ноет,
    Словно хочет ей сказать:
    Брось! — Она его ласкать,
    Треплет нежною рукою:
    “Что, Соколко, что с тобою?
    Ляг!” — ив комнату вошла,
    Дверь тихонько заперла,
    Под окно за пряжу села
    Ждать хозяев, а глядела
    Всё на яблоко. Оно
    Соку спелого полно,
    Так свежо и так душисто,
    Так румяно-золотисто,
    Будто мёдом налилось!
    Видны семечки насквозь…
    Подождать она хотела
    До обеда; не стерпела,
    В руки яблочко взяла,
    К алым губкам поднесла,
    Потихоньку прокусила
    И кусочек проглотила…
    Вдруг она, моя душа,
    Пошатнулась не дыша,
    Белы руки опустила,
    Плод румяный уронила,
    Закатилися глаза,
    И она под образа
    Головой на лавку пала
    И тиха, недвижна стала…

    Братья в ту пору домой
    Возвращалися толпой
    С молодецкого разбоя.
    Им навстречу, грозно воя,
    Пёс бежит и ко двору
    Путь им кажет. “Не к добру! —
    Братья молвили, — печали
    Не минуем”. Прискакали,
    Входят, ахнули. Вбежав,
    Пёс на яблоко стремглав
    С лаем кинулся, озлился
    Проглотил его, свалился
    И издох. Напоено
    Было ядом, знать, оно.
    Перед мёртвою царевной
    Братья в горести душевной
    Все поникли головой
    И с молитвою святой
    С лавки подняли, одели,
    Хоронить её хотели
    И раздумали. Она,
    Как под крылышком у сна,
    Так тиха, свежа лежала,
    Что лишь только не дышала.
    Ждали три дня, но она
    Не восстала ото сна.
    Сотворив обряд печальный,
    Вот они во гроб хрустальный
    Труп царевны молодой
    Положили — и толпой
    Понесли в пустую гору,
    И в полуночную пору
    Гроб её к шести столбам
    На цепях чугунных там
    Осторожно привинтили
    И решёткой оградили;
    И, пред мёртвою сестрой
    Сотворив поклон земной,
    Старший молвил: “Спи во гробе;
    Вдруг погасла, жертвой злобе,
    На земле твоя краса;
    Дух твой примут небеса.
    Нами ты была любима
    И для милого хранима —
    Не досталась никому,
    Только гробу одному”.

    В тот же день царица злая,
    Доброй вести ожидая,
    Втайне зеркальце взяла
    И вопрос свой задала:
    “Я ль, скажи мне, всех милее,
    Всех румяней и белее?”
    И услышала в ответ:
    “Ты, царица, спору нет,
    Ты на свете всех милее,
    Всех румяней и белее”.

    За невестою своей
    Королевич Елисей
    Между тем по свету скачет.
    Нет как нет! Он горько плачет,
    И кого ни спросит он,
    Всем вопрос его мудрён;
    Кто в глаза ему смеётся,
    Кто скорее отвернётся;
    К красну солнцу наконец
    Обратился молодец:
    “Свет наш солнышко! Ты ходишь
    Круглый год по небу, сводишь
    Зиму с тёплою весной,
    Всех нас видишь под собой.
    Аль откажешь мне в ответе?
    Не видало ль где на свете
    Ты царевны молодой?
    Я жених ей”. — “Свет ты мой, —
    Красно солнце отвечало, —
    Я царевны не видало.
    Знать, её в живых уж нет.
    Разве месяц, мой сосед,
    Где-нибудь её да встретил
    Или след её заметил”.

    Тёмной ночки Елисей
    Дождался в тоске своей.
    Только месяц показался,
    Он за ним с мольбой погнался.
    “Месяц, месяц, мой дружок,
    Позолоченный рожок!
    Ты встаёшь во тьме глубокой,
    Круглолицый, светлоокий,
    И, обычай твой любя,
    Звёзды смотрят на тебя.
    Аль откажешь мне в ответе?
    Не видал ли где на свете
    Ты царевны молодой?
    Я жених ей”. — “Братец мой, —
    Отвечает месяц ясный, —
    Не видал я девы красной.
    На стороже я стою
    Только в очередь мою.
    Без меня царевна, видно,
    Пробежала”. — “Как обидно!” —
    Королевич отвечал.
    Ясный месяц продолжал:
    “Погоди; об ней, быть может,
    Ветер знает. Он поможет.
    Ты к нему теперь ступай,
    Не печалься же, прощай”.

    Елисей, не унывая,
    К ветру кинулся, взывая:
    “Ветер, ветер! Ты могуч,
    Ты гоняешь стаи туч,
    Ты волнуешь сине море,
    Всюду веешь на просторе,
    Не боишься никого,
    Кроме бога одного.
    Аль откажешь мне в ответе?
    Не видал ли где на свете
    Ты царевны молодой?
    Я жених её”. — “Постой, —
    Отвечает ветер буйный, —
    Там за речкой тихоструйной
    Есть высокая гора,
    В ней глубокая нора;
    В той норе, во тьме печальной,
    Гроб качается хрустальный
    На цепях между столбов.
    Не видать ничьих следов
    Вкруг того пустого места;
    В том гробу твоя невеста”.

    Ветер дале побежал.
    Королевич зарыдал
    И пошёл к пустому месту,
    На прекрасную невесту
    Посмотреть ещё хоть раз.
    Вот идёт, и поднялась
    Перед ним гора крутая;
    Вкруг неё страна пустая;
    Под горою тёмный вход.
    Он туда скорей идёт.
    Перед ним, во мгле печальной,
    Гроб качается хрустальный,
    И в хрустальном гробе том
    Спит царевна вечным сном.
    И о гроб невесты милой
    Он ударился всей силой.
    Гроб разбился. Дева вдруг
    Ожила. Глядит вокруг
    Изумлёнными глазами;
    И, качаясь над цепями,
    Привздохнув, произнесла:
    “Как же долго я спала!”
    И встаёт она из гроба…
    Ах!.. и зарыдали оба.
    В руки он её берёт
    И на свет из тьмы несёт,
    И, беседуя приятно,
    В путь пускаются обратно,
    И трубит уже молва:
    Дочка царская жива! 

    Дома в ту пору без дела
    Злая мачеха сидела
    Перед зеркальцем своим
    И беседовала с ним,
    Говоря: “Я ль всех милее,
    Всех румяней и белее?”
    И услышала в ответ:
    “Ты прекрасна, слова нет,
    Но царевна всё ж милее,
    Всё румяней и белее”.
    Злая мачеха, вскочив,
    Об пол зеркальце разбив,
    В двери прямо побежала
    И царевну повстречала.
    Тут её тоска взяла,
    И царица умерла.
    Лишь её похоронили,
    Свадьбу тотчас учинили,
    И с невестою своей
    Обвенчался Елисей;
    И никто с начала мира
    Не видал такого пира;
    Я там был, мёд, пиво пил,
    Да усы лишь обмочил.